En'ca minne...
Засмеявшись, я сел посвободнее:
- Думаю, я тоже отлыниваю: надо было стоять на посту, как все.
Я изобразил, что стою навытяжку, старательно выкатив глаза.
Теперь и парень засмеялся:
- Так бывать: чтобы делать, что нравится – надо удирать работа.
- Так редко бывает.
- Тогда надо, чтобы работа действительно нравилась.
- Так и есть.
- Вот как? – он посмотрел на меня с выражением крестьянина, которому приказали отдать последние коку риса на обеспечение армии.
- Да. Много лет.
Он негромко предположил в ответ:
- Наверно, с Вами вместе работают хорошие люди, и Вы все делаете по-честному?
- Что ж, это правда.
Действительно, мне часто везло на хороших коллег. Не могу пожаловаться.
а дальше...
Лицо иностранца медленно разъехалось в сияющей улыбке:
- Самый лучший способ!
Я кивком указал на лежавший рядом с ним провод:
- Вам, похоже, тоже везет с работой.
Он, картинно пожал плечами, взгляд полукругом скользнул по потолку:
- О, ну это когда как! Иногда – хоть надраться! – он немного поразмыслил: - Но, с другой стороны, вот полицейским я бы точно не смочь.
И техник, словно для пущей убедительности, похлопал себя по карманам. Внезапно его лицо приняло озадаченное выражение, и, порывшись, он извлек на свет маленькую плоскую бутылочку из полупрозрачного пластика с сине-белым крестом на красном прямоугольнике. Встряхнул. В бутылочке лениво плеснулась бесцветная жидкость.
- Надо же! Из аэропорта. Забыл выложить. Впрочем… Почему бы нам и не выпить за успех дела? Мы ведь сегодня тут делать одно дело, так?
- И как Вы собираетесь «делать дело» после выпивки?
Техник беспечно махнул рукой:
- Ну, тут ведь не ведро! Прошу Вас, угощайтесь, - и серьезно добавил: - Пусть это будет началом делового партнерства – хотя бы и ненадолго.
Я взял легонький сосуд, открутил крышку – и притворился, что делаю глоток.
Несколько капель попали на язык. Обожгли нёбо. Волна непривычного жара хлынула разом в грудь и в голову. Я вернул бутылочку. Длинные сильные пальцы собеседника обхватили ее плоские бока, и осторожным жестом опрокинули очень малую часть содержимого в рот.
«Надо пить очень помаленьку: это же 65 градусов», - рассудительно сказал он, повертев бутылочку в руках.
Его глаза, мгновенно почернев, придали узкому, вытянутому лицу почти лисье выражение. Молодой человек сдвинул густые брови, и резкие черты как-то сразу переменились: во внешности будто не осталось ничего европейского. Мне вспомнилась одна семья из старой столицы: ее члены были музыкантами при императорском дворе со времен Хэйан.Поговаривали, будто эта семья – лисья.
Парень тем временем аккуратно, бережно выдохнул, ни проронив ни звука. Потом решительным, дружеским жестом снова протянул мне бутылочку:
- Будете еще? За…за наше здоровье, вот что. Оно нам еще пригодится, особенно следующие два дня.
Иллюзия сразу разрушилась: сидящий передо мной, конечно, был иностранцем. Сходство с музыкантами из Киото было чистой случайностью. Усмехнувшись, я сделал небольшой глоток и даже крякнул от удовольствия: жидкость, хоть явно и была спиртным, освежала, как родниковая вода.
Европеец тоже глотнул немного и зачем-то обвел глазами комнатку. Она была действительно маленькой – по теперешним меркам. Этим и понравилась мне: подходящая для тренировок. На секунду показалось: луч солнца осветил темное дерево, скользнув сквозь решетчатые створки. Я встряхнулся и опустил голову: в комнатке и соседних помещениях не было окон.
- Вспомнилось что-то? – кажется, мне попался не в меру чуткий собеседник. Я кивнул:
- Да. Вспомнил службу. В другом…департаменте полиции.
- А!
Молодой человек радостно и немного услужливо кивнул, и на секунду лицо его принимает выражение суровой, но мягкой укоризны – слишком знакомое мне по старым временам, чтобы вот так просто встретиться у неведомого иностранца. Свойственное совершенно другому человеку.
Оно ударяет, как взрывная волна.
- Что? Откуда ты знаешь? – мне, человеку, почти лишенному воображения, трудно поверить, будто сидящий рядом так же хорошо знает сохраненное в моей памяти, как и я сам.
Вместе с лицом очень быстро вспоминается голос, спокойно перечисляющий: «Молодой, высокий, резкие черты. Немного похож на актера. Темная одежда. Покуривает. Как же ты не веришь мне?» Холодный зимний день. Жилистая смуглая рука, только что аккуратно и быстро выводившая строчки, замирает над письмом, и укоризненное выражение глаз сменяется недоумением.
…И другой день, в августе, два года спустя: под галереей казарм - белесое пятно, скомканный лист, вырванный из тетради. Видно, занесло туда знойным ветром. На нем уже другим почерком, торопливой скорописью, набросано начало хокку:
«Незнакомец на
неизвестной улице…»
Бумажные стены маленькой комнаты снаружи освещает мертвый электрический свет. По всему пространству словно повисли рядами полупрозрачные полосы ткани – с этими новомодными яркими узорами из крупных цветов.
- Прошу простить, мне нужно идти: проверка постов, - как это ни странно, я знаю, что почти трезв.
- Извините, что задержать Вас. Пусть Вас дома ждет что-нибудь хорошее! – техник тоже поднимается: плавно, мягко. Сильная рука аккуратно подбирает с пола черный провод с блеснувшими на мгновение наконечниками. Два длинных, скользящих шага – и вот его уже нет. Призрачные занавеси, всколыхнувшись, бледнеют и растворяются в воздухе.
Дальше? Что было дальше? А вот что: посты, разумеется, были проверены столько раз, сколько предписывалось инструкцией, дежурство благополучно завершено. Однако, составив рапорт, я, уже поздним вечером, появился в кабинете начальника. Тот не скрывал своей радости:
- Начальство довольно нами. И сегодняшние пикетчики заявили, что нарушать общественное спокойствие было прискорбной ошибкой. От себя же добавлю: замечательная новость: большинство из них подало заявления в школу фехтования, ближайшую к Будокану!
- Рад служить. Вот отчет и, если позволите, несколько замечаний по нарядам на 30 июня и 1 июля. И у меня к вам небольшая личная просьба: я хотел бы отлучиться на четыре дня.
Низенький, тучноватый шеф внушительно приосанился:
- Да, я имею возможность отпустить Вас. Только четыре дня – ни днем больше! Затем Вам, вероятно, будет поручено одно дело.
Эти четыре дня я потратил на поездку в старую столицу. Можно было, конечно, проверить свою гипотезу и поискать лиса: у меня не было причин не верить собственным глазам и, тем более, - словам моих товарищей, пусть и сказаны они были ровно сто лет назад. Но мне показалось неправильным ворошить старое: у меня свое течение времени, длительное, но понятное, как улица с односторонним движением, у лиса – свое, словно изгибающееся спиралями и восьмерками. Наверное, показавшись «незнакомцем на неизвестной улице» он был уже старше и мудрее, чем сейчас, когда его видел я. И, конечно, - чем тот заносчивый юноша, которого отметили когда-то на заснеженной набережной глаза, не умевшие лгать. Но что-то все же заставляло его возвращаться.
Возможно, нечто, похожее на причину, по которой, проблуждав полдня по, казалось бы, знакомым улицам (или все же они переменились так сильно?), я остановился наконец в темноте, и острый молодой месяц осветил ворота, скрывавшие место, где когда-то был и мой дом.
- Думаю, я тоже отлыниваю: надо было стоять на посту, как все.
Я изобразил, что стою навытяжку, старательно выкатив глаза.
Теперь и парень засмеялся:
- Так бывать: чтобы делать, что нравится – надо удирать работа.
- Так редко бывает.
- Тогда надо, чтобы работа действительно нравилась.
- Так и есть.
- Вот как? – он посмотрел на меня с выражением крестьянина, которому приказали отдать последние коку риса на обеспечение армии.
- Да. Много лет.
Он негромко предположил в ответ:
- Наверно, с Вами вместе работают хорошие люди, и Вы все делаете по-честному?
- Что ж, это правда.
Действительно, мне часто везло на хороших коллег. Не могу пожаловаться.
а дальше...
Лицо иностранца медленно разъехалось в сияющей улыбке:
- Самый лучший способ!
Я кивком указал на лежавший рядом с ним провод:
- Вам, похоже, тоже везет с работой.
Он, картинно пожал плечами, взгляд полукругом скользнул по потолку:
- О, ну это когда как! Иногда – хоть надраться! – он немного поразмыслил: - Но, с другой стороны, вот полицейским я бы точно не смочь.
И техник, словно для пущей убедительности, похлопал себя по карманам. Внезапно его лицо приняло озадаченное выражение, и, порывшись, он извлек на свет маленькую плоскую бутылочку из полупрозрачного пластика с сине-белым крестом на красном прямоугольнике. Встряхнул. В бутылочке лениво плеснулась бесцветная жидкость.
- Надо же! Из аэропорта. Забыл выложить. Впрочем… Почему бы нам и не выпить за успех дела? Мы ведь сегодня тут делать одно дело, так?
- И как Вы собираетесь «делать дело» после выпивки?
Техник беспечно махнул рукой:
- Ну, тут ведь не ведро! Прошу Вас, угощайтесь, - и серьезно добавил: - Пусть это будет началом делового партнерства – хотя бы и ненадолго.
Я взял легонький сосуд, открутил крышку – и притворился, что делаю глоток.
Несколько капель попали на язык. Обожгли нёбо. Волна непривычного жара хлынула разом в грудь и в голову. Я вернул бутылочку. Длинные сильные пальцы собеседника обхватили ее плоские бока, и осторожным жестом опрокинули очень малую часть содержимого в рот.
«Надо пить очень помаленьку: это же 65 градусов», - рассудительно сказал он, повертев бутылочку в руках.
Его глаза, мгновенно почернев, придали узкому, вытянутому лицу почти лисье выражение. Молодой человек сдвинул густые брови, и резкие черты как-то сразу переменились: во внешности будто не осталось ничего европейского. Мне вспомнилась одна семья из старой столицы: ее члены были музыкантами при императорском дворе со времен Хэйан.Поговаривали, будто эта семья – лисья.
Парень тем временем аккуратно, бережно выдохнул, ни проронив ни звука. Потом решительным, дружеским жестом снова протянул мне бутылочку:
- Будете еще? За…за наше здоровье, вот что. Оно нам еще пригодится, особенно следующие два дня.
Иллюзия сразу разрушилась: сидящий передо мной, конечно, был иностранцем. Сходство с музыкантами из Киото было чистой случайностью. Усмехнувшись, я сделал небольшой глоток и даже крякнул от удовольствия: жидкость, хоть явно и была спиртным, освежала, как родниковая вода.
Европеец тоже глотнул немного и зачем-то обвел глазами комнатку. Она была действительно маленькой – по теперешним меркам. Этим и понравилась мне: подходящая для тренировок. На секунду показалось: луч солнца осветил темное дерево, скользнув сквозь решетчатые створки. Я встряхнулся и опустил голову: в комнатке и соседних помещениях не было окон.
- Вспомнилось что-то? – кажется, мне попался не в меру чуткий собеседник. Я кивнул:
- Да. Вспомнил службу. В другом…департаменте полиции.
- А!
Молодой человек радостно и немного услужливо кивнул, и на секунду лицо его принимает выражение суровой, но мягкой укоризны – слишком знакомое мне по старым временам, чтобы вот так просто встретиться у неведомого иностранца. Свойственное совершенно другому человеку.
Оно ударяет, как взрывная волна.
- Что? Откуда ты знаешь? – мне, человеку, почти лишенному воображения, трудно поверить, будто сидящий рядом так же хорошо знает сохраненное в моей памяти, как и я сам.
Вместе с лицом очень быстро вспоминается голос, спокойно перечисляющий: «Молодой, высокий, резкие черты. Немного похож на актера. Темная одежда. Покуривает. Как же ты не веришь мне?» Холодный зимний день. Жилистая смуглая рука, только что аккуратно и быстро выводившая строчки, замирает над письмом, и укоризненное выражение глаз сменяется недоумением.
…И другой день, в августе, два года спустя: под галереей казарм - белесое пятно, скомканный лист, вырванный из тетради. Видно, занесло туда знойным ветром. На нем уже другим почерком, торопливой скорописью, набросано начало хокку:
«Незнакомец на
неизвестной улице…»
Бумажные стены маленькой комнаты снаружи освещает мертвый электрический свет. По всему пространству словно повисли рядами полупрозрачные полосы ткани – с этими новомодными яркими узорами из крупных цветов.
- Прошу простить, мне нужно идти: проверка постов, - как это ни странно, я знаю, что почти трезв.
- Извините, что задержать Вас. Пусть Вас дома ждет что-нибудь хорошее! – техник тоже поднимается: плавно, мягко. Сильная рука аккуратно подбирает с пола черный провод с блеснувшими на мгновение наконечниками. Два длинных, скользящих шага – и вот его уже нет. Призрачные занавеси, всколыхнувшись, бледнеют и растворяются в воздухе.
Дальше? Что было дальше? А вот что: посты, разумеется, были проверены столько раз, сколько предписывалось инструкцией, дежурство благополучно завершено. Однако, составив рапорт, я, уже поздним вечером, появился в кабинете начальника. Тот не скрывал своей радости:
- Начальство довольно нами. И сегодняшние пикетчики заявили, что нарушать общественное спокойствие было прискорбной ошибкой. От себя же добавлю: замечательная новость: большинство из них подало заявления в школу фехтования, ближайшую к Будокану!
- Рад служить. Вот отчет и, если позволите, несколько замечаний по нарядам на 30 июня и 1 июля. И у меня к вам небольшая личная просьба: я хотел бы отлучиться на четыре дня.
Низенький, тучноватый шеф внушительно приосанился:
- Да, я имею возможность отпустить Вас. Только четыре дня – ни днем больше! Затем Вам, вероятно, будет поручено одно дело.
Эти четыре дня я потратил на поездку в старую столицу. Можно было, конечно, проверить свою гипотезу и поискать лиса: у меня не было причин не верить собственным глазам и, тем более, - словам моих товарищей, пусть и сказаны они были ровно сто лет назад. Но мне показалось неправильным ворошить старое: у меня свое течение времени, длительное, но понятное, как улица с односторонним движением, у лиса – свое, словно изгибающееся спиралями и восьмерками. Наверное, показавшись «незнакомцем на неизвестной улице» он был уже старше и мудрее, чем сейчас, когда его видел я. И, конечно, - чем тот заносчивый юноша, которого отметили когда-то на заснеженной набережной глаза, не умевшие лгать. Но что-то все же заставляло его возвращаться.
Возможно, нечто, похожее на причину, по которой, проблуждав полдня по, казалось бы, знакомым улицам (или все же они переменились так сильно?), я остановился наконец в темноте, и острый молодой месяц осветил ворота, скрывавшие место, где когда-то был и мой дом.
@темы: шинсенгуми, Жизнь на маленьком шаре под звездами., Соджи Окита, кросскультурная коммуникация, Окита Содзи, писанина, Beatles
-
-
06.12.2010 в 13:26__
Какой догадливый полицейский! Слишком уж догадливый). Мозаика с перекрестками сложилась. А еще будут кусочки?
-
-
06.12.2010 в 13:31Мозаика с перекрестками сложилась. А с "Отблеском"? Слишком уж догадливый) Лисец тоже шибко догадливый.
-
-
06.12.2010 в 14:20-
-
06.12.2010 в 14:42-
-
07.12.2010 в 14:08-
-
07.12.2010 в 16:22-
-
07.12.2010 в 16:25-
-
07.12.2010 в 16:40А этот лис просто очень "любобытный", это его прёт на тему Бакумацу.
ссыль на Чигиринскую хочууууу...
Боюсь, что не вкурю все Дак ты спрашивай, не стесняйся, все равно примечания писать (уже просили:gigi
-
-
07.12.2010 в 16:47Вот ее роман "Дело огня", его где-то выкладывали, но он у меня на компе сохранился: www.mediafire.com/?kk3ddg38mkkfh93
особенно после концерта той самой семейки, что играет музыку Гагаку вот уже тысячу лет.
А что за музыка и что за флейтист? Из гениальных флейтистов околояпонской направленности я только Рона Корба нежно любимого помню.