En'ca minne...
Crossroads.
Задумаетесь ли вы, кого можно встретить на перекрестке ночью? Блюзмены относятся к таким вещам очень внимательно. Но что, если верный ответ – не один?
Ясной лунной ночью многое делать проще. Правильные прямоугольники кварталов выстраиваются в своем умышленном порядке, словно кто-то собирает панели ширмы, на которую потом будут наложены строчки каллиграфии. Скоропись шагов и иероглифический текст помышлений.
Не было никакой необходимости сегодня разделять патруль. И вот он идет по немощеным улочкам в одиночестве; они кажутся что-то очень мирными. Это незнакомое ощущение: словно в чужом городе, где можно петь, невзирая на прохожих и идти, сбившись в кучу, из питейного заведения, во все горло обсуждая какую-нибудь чушь.
Но как бы то ни было, улицы, пересекающиеся под прямыми углами - все те же. Пройдена одна, затем – следующая. Все приметы старой столицы на месте, вокруг нет ни одного человека. Подходя к очередному перекрестку, Хидзиката Тосидзо слышит торопливый и отчетливый звук шагов. Что-то настораживает в этом перестуке, кажется, идущий не вполне хорошо справляется со своими гэта? Для пьяного движения слишком широки и ровны.
Тосидзо не успевает дойти шагов двадцать, как из-за поворота кто-то выворачивает, круто срезая угол. Ополченец аккуратно прибавляет скорость. Теперь они движутся по одной линии. Можно отдать приказ остановиться и, если он будет не выполнен, легко нагнать человека. Но в ответ на окрик прохожий сразу же дисциплинированно останавливается. Оборачивается таким отточено небрежным движением, что у Тосидзо захватывает дух, ему требуется пара секунд, чтобы понять: у собеседника нет никакого оружия. Он подходит поближе. Незнакомец довольно высок, что, впрочем, неудивительно: это европеец. Он бросает непонятно радостный взгляд на ополченца, потом лицо делается серьезным, и он продолжает спокойно стоять в ожидании. Заместителю командующего становится яснее его ошибка: волосы собеседника довольно темные, одет он аккуратно, в дорогую японскую одежду из хлопка.
Надо будет потом выяснить, в какой лавке это куплено, и из каких соображений продавец снабжает иностранца такими вещами. На закономерный вопрос прохожий вежливо отвечает, что шел от резчика деревянных фигурок. Он интересуется изображениями местной нечисти, желательно - полинезийского происхождения.
Откуда он? Из португальской миссии. Почему не в рясе? Он – гражданское лицо, переводчик. Почему идет один? Да вот засиделся…
Ничто из этого Тосидзо не собирается считать правдой. В нем постепенно подрастает непонятное раздражение. В конце концов он понимает: дело в том, как достоверно все это звучит.
Вид у прохожего подуставший, это человек, живущий здесь давно и не испытывающий никаких иллюзий по поводу. Заместитель командующего решается спросить еще. Узнав, что незнакомец – почти его ровесник, Тосидзо вдруг чувствует почти родственное отношение к говорящему.
Он замечает взгляд, полный понимания и другой – брошенный на форменное хаори. Заместитель командующего все же уверен, что по-прежнему может задать любой вопрос. Ему кажется, что собеседник обладает достаточным чувством юмора. В этом человеке, видимо, есть определенное умение изменить обстоятельства в свою пользу и готовность дать ответ.
Почему именно полинезийская нечисть? В кажущихся очень темными глазах собеседника вспыхивает что-то. Это связано с морем. Голос звучит почти смущенно. Они словно обменялись дружеским кивком. Тосидзо усмехается, европеец отвечает лукавой улыбкой. У обоих есть свои соображения по поводу того, для чего служат бумага и кисти: это ясно как день, и мечты служат для того же!
Вдруг сердце заместителя командующего обрывается, как беспечная песенка при первых звуках боя. Спохватившись, он официальным тоном сообщает, что более не смеет никого задерживать. В ответ слышит: «Я рад, что встретил здесь именно Вас» и уходит без всякой поспешности – в ту же сторону, откуда пришел.
Через некоторое время, продолжая следовать по дороге, Тосидзо оборачивается: похоже, за спиной никого нет. Очень может быть даже, что улица пуста. Он бросает взгляд на свое хаори, мысленно улыбается и с некоторым злорадством представляет себе рапорт, который никогда не будет написан: «Я бы не смог точно оценить его рост, потому что иногда казалось: он слегка вытягивается вверх, будто привидение. То же самое могу сказать и про цвет глаз: при разных углах зрения они казались то светлыми, то темными. Самым неприятным является то, что я, кажется, заблудился, и не могу себе представить, на какой конкретно улице это происходило». Простенькая песенка из Тама продолжает себе тихонько звучать в его голове.
Задумаетесь ли вы, кого можно встретить на перекрестке ночью? Блюзмены относятся к таким вещам очень внимательно. Но что, если верный ответ – не один?
Ясной лунной ночью многое делать проще. Правильные прямоугольники кварталов выстраиваются в своем умышленном порядке, словно кто-то собирает панели ширмы, на которую потом будут наложены строчки каллиграфии. Скоропись шагов и иероглифический текст помышлений.
Не было никакой необходимости сегодня разделять патруль. И вот он идет по немощеным улочкам в одиночестве; они кажутся что-то очень мирными. Это незнакомое ощущение: словно в чужом городе, где можно петь, невзирая на прохожих и идти, сбившись в кучу, из питейного заведения, во все горло обсуждая какую-нибудь чушь.
Но как бы то ни было, улицы, пересекающиеся под прямыми углами - все те же. Пройдена одна, затем – следующая. Все приметы старой столицы на месте, вокруг нет ни одного человека. Подходя к очередному перекрестку, Хидзиката Тосидзо слышит торопливый и отчетливый звук шагов. Что-то настораживает в этом перестуке, кажется, идущий не вполне хорошо справляется со своими гэта? Для пьяного движения слишком широки и ровны.
Тосидзо не успевает дойти шагов двадцать, как из-за поворота кто-то выворачивает, круто срезая угол. Ополченец аккуратно прибавляет скорость. Теперь они движутся по одной линии. Можно отдать приказ остановиться и, если он будет не выполнен, легко нагнать человека. Но в ответ на окрик прохожий сразу же дисциплинированно останавливается. Оборачивается таким отточено небрежным движением, что у Тосидзо захватывает дух, ему требуется пара секунд, чтобы понять: у собеседника нет никакого оружия. Он подходит поближе. Незнакомец довольно высок, что, впрочем, неудивительно: это европеец. Он бросает непонятно радостный взгляд на ополченца, потом лицо делается серьезным, и он продолжает спокойно стоять в ожидании. Заместителю командующего становится яснее его ошибка: волосы собеседника довольно темные, одет он аккуратно, в дорогую японскую одежду из хлопка.
Надо будет потом выяснить, в какой лавке это куплено, и из каких соображений продавец снабжает иностранца такими вещами. На закономерный вопрос прохожий вежливо отвечает, что шел от резчика деревянных фигурок. Он интересуется изображениями местной нечисти, желательно - полинезийского происхождения.
Откуда он? Из португальской миссии. Почему не в рясе? Он – гражданское лицо, переводчик. Почему идет один? Да вот засиделся…
Ничто из этого Тосидзо не собирается считать правдой. В нем постепенно подрастает непонятное раздражение. В конце концов он понимает: дело в том, как достоверно все это звучит.
Вид у прохожего подуставший, это человек, живущий здесь давно и не испытывающий никаких иллюзий по поводу. Заместитель командующего решается спросить еще. Узнав, что незнакомец – почти его ровесник, Тосидзо вдруг чувствует почти родственное отношение к говорящему.
Он замечает взгляд, полный понимания и другой – брошенный на форменное хаори. Заместитель командующего все же уверен, что по-прежнему может задать любой вопрос. Ему кажется, что собеседник обладает достаточным чувством юмора. В этом человеке, видимо, есть определенное умение изменить обстоятельства в свою пользу и готовность дать ответ.
Почему именно полинезийская нечисть? В кажущихся очень темными глазах собеседника вспыхивает что-то. Это связано с морем. Голос звучит почти смущенно. Они словно обменялись дружеским кивком. Тосидзо усмехается, европеец отвечает лукавой улыбкой. У обоих есть свои соображения по поводу того, для чего служат бумага и кисти: это ясно как день, и мечты служат для того же!
Вдруг сердце заместителя командующего обрывается, как беспечная песенка при первых звуках боя. Спохватившись, он официальным тоном сообщает, что более не смеет никого задерживать. В ответ слышит: «Я рад, что встретил здесь именно Вас» и уходит без всякой поспешности – в ту же сторону, откуда пришел.
Через некоторое время, продолжая следовать по дороге, Тосидзо оборачивается: похоже, за спиной никого нет. Очень может быть даже, что улица пуста. Он бросает взгляд на свое хаори, мысленно улыбается и с некоторым злорадством представляет себе рапорт, который никогда не будет написан: «Я бы не смог точно оценить его рост, потому что иногда казалось: он слегка вытягивается вверх, будто привидение. То же самое могу сказать и про цвет глаз: при разных углах зрения они казались то светлыми, то темными. Самым неприятным является то, что я, кажется, заблудился, и не могу себе представить, на какой конкретно улице это происходило». Простенькая песенка из Тама продолжает себе тихонько звучать в его голове.
Кто как, а замком молодец.
Видимо, это была такая политика - ничего о себе не рассказывать, кроме того, что все и так знают.
Тогда список: "Sea hawk" с Флинном, обе кэрроловские "Алисы", Тур Хейердал. Все это связано через одного человека.