Продолжаем.
Sovena, спасибо за вдохновение и за удовольствие, которое мне доставляет эта работа!
Восемь лет спустя он стоял на пороге здания, внушавшего неприязнь и уважение одновременно, уговаривая себя войти внутрь. Преподавателю столичной военно-морской школы не следовало нервничать в такой простой ситуации.
Такэаки напомнил себе, что с закладкой его любимой «Кайё-мару» сложностей было несравнимо больше.
И с освоением маркшейдерского жаргона, который голландские горных дел мастера никак не собирались разжевывать молодому японцу, сложностей было больше.
И даже с тем, чтобы за один день успеть на верфь, лекции по международному праву и обед у знакомого артиллериста, обещавшего познакомить с новейшей английской системой баллистических расчетов, их было больше. Но он, Такэаки Эномото, справился.
Так что, двести морских змеев, мешает ему сейчас войти в амстердамский кабак?
читать дальшеТем более, что причина была самая уважительная: он уже неделю занимался расспросами, и теперь знал совершенно точно: трое самых опытных тихоокеанских лоцманов, когда объявляются в Амстердаме одновременно, предпочитают закатывать торжественную пьянку именно здесь. Сейчас ему повезло. Следующего раза, может быть, придется ждать несколько лет. Он должен войти. И на то, что он практически не пьет спиртного, а напиваться в хлам тем более не научился, придется…как это тут выражаются? В общем, «положить хвост».
Такэаки взялся за витиеватую латунную ручку и потянув на себя тяжелую дверь из темного дуба, вошел. Внутри было сумрачно, но он прекрасно видел и в почти полной темноте. Разглядеть среди веселящихся посетителей нужную компанию было не сложно. Тем более, что многие из присутствующих поглядывали на них с уважением, а если кто-то принимался шуметь больше необходимого, тут же получал тычок в бок:
- Совсем сдурел? С такими людьми рядом пьем!
По мере того, как японец продвигался между столами, посетители смолкали, кружки аккуратно водворялись на толстые доски столов, внимательные взгляды окидывали его с ног до головы и обратно. Затем веселье возобновлялось, но уже тише: с легким оттенком предвкушения то ли драки, то ли нездоровой сенсации. Молодой человек решил, что ему тут нравится: кабак располагался в обычном старинном голландском здании: узкий главный фасад, непомерно длинные боковые. Похоже на чрево корабля. Легко чувствовать себя по-домашнему. Он уселся за пустой стол вблизи от пирующих лоцманов и заказал себе пиво. Пиво ему тоже нравилось: можно было хоть весь вечер делать вид, что отхлебываешь из кружки, и оставить ее в итоге почти полной.
За соседним столом, казалось, праздновали не отчаянные моряки, а представители солидной торговой фирмы: никаких панибратских объятий и громогласных клятв, полные тарелки лучшей еды, неторопливый разговор. Если бы не разномастная морская форма и батарея бутылок спиртного, впечатление было бы полным. Минут семь Такэаки незаметно прислушивался к беседе, шедшей на английском. Тема, на его взгляд, была весьма экзотической.
- Рид, а орхидея-то у меня не сдохла. Ты мне должен соверен.
Краснорожий крепенький голландец с головой, аккуратно повязанной куском сине-белого японского хлопка, расплылся в хитрой улыбке. Худощавый и ладный Рид, англичанин, как было известно Такэаки, хотя выговор у него оказался какой-то странный, понимающе покивал и подпёр щеку маленькой рукой, покрытой буровато-кирпичным загаром:
- Ян, за золотой кто ж не постарается, понятное дело. Эх, зря я столько поставил. Но кто ж знал, что цветок выживет, при натуре-то твоей.
- Ну что ты, Рид! Как ты мог знать! Она ни у кого не выживает, сколько раз уже привозили: и отростки, и кусты. Ну, я ведь по простоте душевной попробовал, какие там деньги! Такая красота, согласись? Очень густо, пышно цветет. С тебя – соверен, а с коллекционера - я вот как раз случайно встретил - подумаю, сколько взять.
- Это опять же, если выживет, друг ты мой Ван дер Неер, - весело сказал Рид, выкладывая тускло блеснувшую золотую монету на стол.
- Продам в цвету, а дальше пускай как хочет. Ты заходи к нам завтра, полюбуйся. Хозяйка моя гуся запечет. И ты, Михаил, кстати, тоже приходи. – Маленькие зеленоватые глазки и морковно-рыжие усы так и лучились добродушием.
- Благодарствую, Ванечка, не волен: мы в утро уходим. Поклонись хозяйке с ребятами от меня.
Третий член компании был из России, информаторы Эномото почему-то предпочитали уточнять: «Помор. Что еще скажешь! На доске мыс Горн обогнёт». Михаил Кудрявцев, тремя годами моложе своих друзей-лоцманов, был, как отметил японец, с ними на равных. Высокого роста, широкоплечий, он сидел, выпрямившись, расставив ноги с огромными ступнями, и с бесхитростно праздничным видом то и дело подносил ко рту стопку, казавшуюся в его руках наперстком.
- Поклонись, а лучше обними-ка, Ян! – хмыкнул Рид, – она рада будет, думаю: в тот-то раз как смотрела на медведя нашего!
- И я смотрел: Михаил нам в тот раз помог всю крышу перекрыть. И ведь ничего не взял за это, удивительный человек, - на хитрой физиономии голландца выразилось грустное умиление.
Рид фыркнул, расхохотался и, перегнувшись через стол, ловко хлопнул обоих друзей по плечам. Те тоже присоединились: Ван дер Неер взорвался тоненьким хохотом, навалившись на стол локтем и утирая выступившие слезы, Кудрявцев смеялся низким басовитым смехом, главным образом, видимо, от радости, что его друзьям весело.